Неточные совпадения
— Там же сказано, что строение человека скрывает в себе семя смерти и жизнь питает
убийцу свою, — зачем же это, если
понимать, что жизнь сотворена бессмертным духом?
Ведь он же, Смердяков, мог
понять, что суд тотчас бы различил степень его виновности, а стало быть, мог и рассчитать, что если его и накажут, то несравненно ничтожнее, чем того, главного
убийцу, желающего все свалить на него.
Он
понимал, как тяжело такому, как Митя, прямо вдруг перешагнуть в сообщество
убийц и мошенников и что к этому надо сперва привыкнуть.
Потому ли, что на своей жизни ему много приходилось убирать брошенных трупов и он привык относиться к этой работе равнодушно, или потому, что хоронили какого-то безвестного «инородца», только по выражению лица его я
понял, что особенно заниматься розысками
убийц он не будет и намерен ограничиться одним протоколом.
Они далеки еще до того, чтобы
понять наши потребности, и едва ли есть какая-нибудь возможность втолковать им, что каторжных ловят, лишают свободы, ранят и иногда убивают не из прихоти, а в интересах правосудия; они видят в этом лишь насилие, проявление зверства, а себя, вероятно, считают наемными
убийцами.
Бывший дворянин,
убийца, рассказывая мне о том, как приятели провожали его из России, говорил: «У меня проснулось сознание, я хотел только одного — стушеваться, провалиться, но знакомые не
понимали этого и наперерыв старались утешать меня и оказывать мне всякое внимание».
Зинаида торопливо пожала мне руку и побежала вперед. Мы вернулись во флигель. Майданов принялся читать нам своего только что отпечатанного «
Убийцу», но я не слушал его. Он выкрикивал нараспев свои четырехстопные ямбы, рифмы чередовались и звенели, как бубенчики, пусто и громко, а я все глядел на Зинаиду и все старался
понять значение ее последних слов.
— Хорошо еще, когда Валерьян не
понимает, что он натворил: он, называя вещи прямо,
убийца Людмилы, он полуубийца вашей матери и он же полуубийца Крапчика; если все это ведомо его сознанию, то он живет в моральном аду, в аду на земле… прежде смерти!
— Почему же не дадут? Что ты такое говоришь? Государственная тайна, что ли, это? — горячился Сверстов. — Ведь
понимаешь ли ты, что это мой нравственный долг!.. Я клятву тогда над трупом мальчика дал, что я разыщу
убийцу!.. И как мне бог-то поспособствовал!.. Вот уж справедливо, видно, изречение, что кровь человеческая вопиет на небо…
Его
убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?.. Издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока.
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы,
Не мог
понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..
Сюда, сюда… на помощь!.. умираю —
Яд, яд — не слышат…
понимаю,
Ты осторожен… никого… нейдут…
Но помни! есть небесный суд,
И я тебя,
убийца, проклинаю.
Я говорил ясно, точно, отделывая фразы; я смотрел в то же время на стрелку часов и думал, что, когда она будет на шести, я стану
убийцей. И я говорил что-то смешное, и они смеялись, а я старался запомнить ощущение человека, который еще не
убийца, но скоро станет
убийцей. Уже не в отвлеченном представлении, а совсем просто
понимал я процесс жизни в Алексее, биение его сердца, переливание в висках крови, бесшумную вибрацию мозга и то — как процесс этот прервется, сердце перестанет гнать кровь и замрет мозг.
— Вы должны назвать его, — продолжал я. — Он понесет тяжелую кару… Закон дорого взыщет за его зверство! Он пойдет в каторжные работы… [Всё это наивно только на первый взгляд. Очевидно, Камышеву нужно было дать
понять Ольге, какие тяжелые последствия для
убийцы будет иметь ее сознание. Если ей дорог
убийца, ergo — она должна молчать. — А. Ч.] Я жду.
— Вы его получите и должны при этом знать, что несчастная молодая девушка сама покончила с собой. Ее следует похоронить соответственно ее званию. На донесение наместника можете сообщить ему, что оговор
убийцы не подтвердился. Вы меня
поняли?
— Я
понимаю вас, — сказал он, — имя Егора Никифорова для вас, также как и для всех, ненавистно… Это — имя
убийцы…
— Ты теперь знаешь, что ты у меня в руках, я тебя не боюсь, а в соседней комнате к моим услугам люди, которые тотчас препроводят тебя в полицию как
убийцу княгини Полторацкой и ее горничной, которого разыскивают.
Понял?
Невольно приходил на память Татьяне Берестовой этот последний разговор ее с Никитой. Его угрожающая фигура, с горящим, злобным взглядом черных глаз, стояла перед ней. Ей оставалось только дать согласие и впустить
убийцу. Отступление ей было отрезано с момента первого рокового свидания с беглым Никитой в Соломонидиной избушке. Она
поняла это и решилась.
Иннокентий Антипович хорошо
понимал, что его смерть припишут случайности и что подлые
убийцы из засады не будут наказаны.
Она знала, что есть человек, который один знает это, — этот человек Никита, муж ее матери,
убийца и сообщник. Она
понимала, что ей придется всю жизнь иметь с ним дело, но бояться с его стороны обнаружения ее самозванства было нечего. Он будет молчать, охраняя самого себя, хотя ей, конечно, придется бросать ему изредка довольно крупные подачки.
— Таким образом я жила. Как часто вспоминала я о высоком доме, как часто я оплакивала отца моего ребенка. Это знают моя грудь да подушка. Однажды от проезжих я случайно узнала, что по делу об убийстве на заимке Толстых арестован и пошел в тюрьму Егор Никифоров. Я
поняла все. Чтобы не выдать настоящего
убийцу, Егор принял на себя вину, чтобы спасти моего отца, его благодетеля, он обрекал себя на каторгу…
— Ужели ты не
понимаешь? Ведь знаешь же ты, что ты стрелял из его ружья, которое сегодня утром он отнес домой, не заметив, что один ствол разряжен. Полиция взяла это ружье, и пуля, которой заряжен был другой ствол, оказалась одинаковой с пулей, вынутой из трупа убитого. С этого началось серьезное подозрение, что
убийца — Егор.
Эта хладнокровная речь наполнила ужасом сердце сидевшего перед своим будущим
убийцею Якова. Он был ни жив ни мертв, хорошо
понимая, что от Ермака нельзя ждать пощады. Вступить с ним в борьбу было бесполезно — его не осилишь. Надо было решаться.
Хотя он знал, что недавнее предубеждение против него как защитника
убийцы ее отца уже прошло, но все же
понимал, что только важное, серьезное, не терпящее отлагательства дело могло привести к нему Елизавету Петровну.
— Теперь я
понимаю… — сказал Иннокентий Антипович. — Он считает его
убийцей своего отца, значит, дочь этого
убийцы потеряна для него навсегда… Но успокойся, он выздоровеет, а после года траура мы вас повенчаем и вы заживете весело и счастливо…
— Дедушка, дедушка! Когда я начинаю с губкой подкрадываться к доске, так ведь я же на
убийцу похож. Случается, день, два хожу я около него… знаете, я раз палец себе на правой руке обкусал, чтоб не писать, ну и, конечно, пустяки, потому что начал учиться левой рукой. Что это за потребность творить? Творить во что бы то ни стало, творить для мученья, творить, зная, что все это погибнет, вы
понимаете это?
Но есть нечто ужаснейшее, чего ни
понять, ни объяснить не может мой человеческий разум: закуривая сам,
убийца, по-видимому, в чувстве какого-то странного дружелюбия, вложил зажженную сигару в стиснутые зубы моего покойного отца.